«В справке о смерти дочери написано: «Взрывчатых веществ не обнаружено»

15 августа похоронили первую жертву взрыва воронежской маршрутки

«Как смотреть им в глаза?», «Какие говорить слова?» Других мыслей нет.

Я сажусь в машину. Еду в липецкое село, где живут родные погибшей девочки, и все сто километров только две мысли.

***

Он не сразу открыл нам калитку.

Стучу. Кричу. Бреду вдоль сетки-забора, за которой огород. Зову. В доме кто-то есть, я точно знаю. Калитка закрыта на щеколду со двора. Я понимаю: этот стук, этот крик — это неправильно, может, он не хочет говорить, а может, это не тот дом, надо ехать обратно…

Дверь калитки щёлкнула.

На лице человека, раздавленного мраморной плитой-горем, лежит особенная печать, от которой веет особенным холодом. Это чувствуешь не кожей: он передаётся неуловимым импульсом от его нерва твоему.

— Здравствуйте, — он. Т-т-тихо.

— Здравствуйте, — я. Губами.

Это он. Папа той самой Оли, 22-летней девочки. 15 августа Олю всем селом похоронили на местном кладбище в паре километров от родительского дома. За крохотным прудом, у церкви.

Отец тяжёлой походкой ведёт нас в дом. Оля была очень на него похожа.

В доме мама. Надрывный голос из комнаты: «Я не буду общаться… я не могу…»

Кощунство говорить: «Я вас понимаю» — мне, не знающей такого горя, — ей, этим горем убиваемой. Мы с отцом тихо выходим из дома, становимся у калитки.

— Оля окончила нашу девятилетку. Отличница. Золотая медаль.

Да. Умница. Старательная. Это я уже знала. Только въехав в село, мы остановились у первого же магазина — спросить, как найти Черниковых, «тех самых»… Продавцом оказалась бывший учитель Ольги по физике и математике. Я слушала её и понимала: капля горя Олиной семьи упала здесь на каждого.

И я снова слушаю отца:

— После школы мы спросили у дочки: «Ну что, дочь, куда теперь?» «Я, — говорит, — в техникум хочу, в Воронеж, на юриста». Что ж, в техникум так в техникум.

…То, что и там, и в самом ВГУ на юрфаке Оля Черникова «умница и отличница», вы уже понимаете. (Отец: «Она нас не забывала. Постоянно звонила. Раза по два в месяц приезжала, помогала маме».)

***

Вечером 12 августа мама, как обычно, набрала дочке в Воронеж. По словам папы, было около 20 часов. Телефон вне доступа. Но мать знала — Оля рассказывала родителям — после работы она поедет выбирать платье, на выходных со своим молодым человеком должна была пойти на свадьбу друзей.

— Её парень после… того, как всё случилось, стал звонить дочке — недоступно. Он обзванивал одну больницу за другой. В одной ему сказали, мол, есть неизвестная девушка (Черникова в списке погибших значилась как «неопознанная», документов с собой она не взяла. — Авт.). Парень приехал туда, показал врачам фотографию Оли. Ему сказали, что очень похожа… Парень сообщил Олиному крёстному, тот позвонил сначала нашему старшему сыну — он приехал к нам. Крёстный объяснил ему, что неопознанная погибшая девочка может оказаться Олей…

***

Было уже утро пятницы, 13-го. Отец ушёл на работу, на маслозавод. Мама была дома.

«Мама… только не волнуйся… С Олей, может быть, что-то случилось, но пока ничего не понятно». Слова «погибла» не было. Но мать, кажется, почувствовала дочь за сто километров. Почувствовала всё.

— Мы с сыном поехали в Воронеж. В субботу — опознание. Я не смог — зайти — туда. Пошёл крёстный. Вышел: «ОНА».

***

Официальное время взрыва: 21:15. Время смерти: 23:35. Синими чернилами в справке судебно-медицинских экспертов.

И мать мне — уже когда писала эту заметку в редакции и позвонила отцу уточнить детали — в телефонную трубку: «В справке о смерти никаких баллонов НЕ было… Ещё бы вы — мне — не — верили! «Взрывчатых веществ не обнаружено» — вот, вот… в справке о смерти…»

Мать задохнулась горем, захлебнулась им. Короткие гудки.

Мать, отец, простите меня.

***

— Дочь никогда не ездила этим маршрутом, это не её автобус. Она села в тот ПАЗ лишь потому, что он шёл к магазину, который был ей нужен, — это говорил папа, ещё там, у калитки, дома.

Платье Ольга не купила…

Источник: moe-online.ru